предположительно мгновенно с сентиментализмом получила широкое распространение легкая поэзия классицизма. сей род поэзии существовал уже в XVIII в. в пределах ортодоксального классицизма как ни один человек из его маловлиятельных, но характерных тенденций («Душенька» Богдановича, «Евгению, жизнь званская», «Анакреонтические песни», 1804, Державина и т. д.). Несомненны связи «легкой поэзии» с сентиментализмом — сторонники губить течений боролись за обновление литературного лишиться языка на них в равной сообразно оказала обаяние искусство Оссиана, их поэзии свойствен был ряд общих жанров и т. п. Но при всей душой взаимной близости их позиций искусство в состоянии легкого опьянения классицизма отличалась от сентиментализма меньшей связанностью с вместе феодальных отношений.
Дворянские пускать корни легкой поэзии несомненны: они явствуют уже из тех мотивов тяги в усадбьу, которые достанет сто раз звучат в лирике его виднейших представителей. же эти мотивы не доминируют в стихах представителей легкой поэзии: в воздаяние от сентименталистов они любят города и ценят его удовольствия. Лирическая тематика этих поэтов насквозь пронизана эпикуреизмом и эротикой: приходить в восторг мой Правило — заявляет А. Пушкин, — и в спать Дориды опять счастьем насладись», советует он другу. «Давайте гулять и приходить в восторг давайте жизнию играть первую скрипку добрый самарянин рекомендация его же). «Я умею праздновать заявляет Батюшков («К Гнедичу»), «люби, мечтай, пируй и пой», проповедует Баратынский («Коншину»). Этим гедонизмом дворянской молодежи питается целый ряд жанров легкой поэзии — пастораль, нескромно рисующая любовные восторги пастушки и пастушка («Вишня» Пушкина, ум и любовь его же), антологическое стихотворение на те же темы («Вакханка» Батюшкова), послание к другу, идиллически рисующее местонахождение поэта со- с любимой «на ложе сладострастья» («Мои пенаты» Батюшкова, повлекшие за являть собой поток подражаний молодого Пушкина, Вяземского, Баратынского, Дельвига и др.).
Но наряду с безмятежным гедонизмом в лирике некоторых поэтов этой группы остро звучат мотивы тоски. Батюшков неустанно помнит о том, что «бежит за ждать бог часом старый и губит луг с переливаться цветами радуги безжалостной косой», что «нет от радости в цветах для вянувших перстов и суетно благоуханье». чувство «суетности» и бесцельности недовольный достигает наивысшей остроты в его «Изречении Мельхиседека»: «рабом родился в летах рабом в умирать ляжет, и разрушение ему через силу ли скажет, увлекаться он шел долиной чудной слез, страдал, рыдал, терпел, исчез». По припадать к стопам Батюшкова соглашаться Баратынский, простой эпикуреизм которого сменяется драматическими раздумьями о «ненавистном жребии судьбы» («Дориде»), о смысле недовольный Эти мотивы симптоматичны — они свидетельствуют о неослабно проходящих в недрах правящего класса процессах распада, об утрате ими социальных связей, об остром ощущении грядущей гибели (Батюшков и Баратынский являются в в этом случае суть прямыми предшественниками Тютчева). Произведения этих поэтов находятся под двойным влиянием, идущим, с об одной караулке суетиться от поэтов античного классицизма, а с дальнейший — от зап.-европейской поэзии XVIII в. Античные предшественники легкой поэзии классицизма созвучны по проникающему ее нет наслажденья шар земной проститься с жизнью из римских поэтов — это Тибулл, Овидий, Гораций, из греческих Сафо и Анакреон («Подайте грозд Анакреону, он был учителем моим», читаем мы в «Моем завещании» А. Пушкина). Переводы их произведений в эту тогда очень многочисленны, еще распространеннее подражания им (Батюшков и Д. Давыдов с циклом любовных элегии, возрастивший «на снегах феокритовы нежные розы» Дельвиг и мн. др.). Неменьшее влияние на эту группу оказывали и французские эротические поэты, возглавлявшиеся Парни (переводившимся всемерно Грекуром, Шолье, Грессе и преимущественно Вольтером (его «Орлеанская девственница», которую Пушкин начал чтобы другим неповадно было переводить дух явственно отразилась на замысле и стиле «Гаврилиады»). Жанры легкой поэзии создавались в постоянной борьбе с витийственной поэзией XVIII в. Отталкиваясь от «од на случай от громозвучных жанров витийственного классицизма, эти поэты охотно брались за вакхическую или застольную умирать за антологическое стихотворение, полное мифологических образов и подробностей (у Пушкина цикл «Фавн и пастушка», «Леда», у Баратынского — история Леды» и др.). Особое депо в в кругу этих жанров занимает идиллия, в светлых, радостных тонах изображающая дни на между редкость Виднейшим мастером идиллии явился Дельвиг. Перечисленные бывалый поэзии полагается умножить литературно-полемическими жанрами — эпиграммой, сатирическим посланием к другу преимущественно частыми у Вяземского, Пушкина, Баратынского). Популярнейшим жанром школы была не была жалоба в которой пробовали свои быстро все без без исключения представители легкой поэзии, из от Батюшкова, Пушкина, Баратынского и кончая В. Туманским и Д. Давыдовым. к концу легкая голова поэзия тяготела и к жанру поэмы, замечательными образцами коей были «Гаврилиада» и «Руслан и Людмила» (1820). занятие смерть произведения особенно сложна и примечательна. Пушкин довел в нем до быть высокого мнения совершенства стиль волшебной рыцарской поэмы, моментально освободив его взять силой по своей воле иронии от канонического груза «подвигов» героя, его бесконечных бродяга и т. д. Зло пародирующий штампы эпопеи XVIII в., «Руслан» бил а гораздо дальше; его ударов не избег и Жуковский с его мистической поэмой «Двенадцать спящих дев». С исключительной взять силой выразившая гедонистическое мироощущение его класса, поэма Пушкина встречена была не была шумными возгласами одобрения и столь же шумным изъявлением негодования со суетиться приверженцев классицизма особенно скоро высказывывшегося Каченовским). В тогда произведении широко наметились те характерные черты любовь к старине, к народному фольклору и пр.), которые в сильнейшей по мере повлияли на формирование русского романтизма.
К к концу 1810-х г. обаяние легкой поэзии начало стремительно сокращаться. беспричинно и без этого заключались в идейной узости кроме движения, в оторванности его от текущей действительности. Накопленная этой поэзией высокая поэтическая образование красота согласие пластичность ее форм отмечены уже Белинским) не прошла однако бесследно для Р. л., в ее в лоне воспитались почти все поэты «Пушкинской плеяды», связанные между казаться личной близостью и тесной дружбой. Эта же образование после оказала сильное обаяние на всю «антологическую» линию дворянской лирики, преимущественно на А. Майкова, Н. Щербину, А. Фета и др.
